Илья Пророк

 

Икона происходит из новгородской провинции — из села Ракулы, что на Северной Двине, из Покровской приходской церкви. Ее вывезла оттуда в 1920 году экспедиция И.Э. Грабаря.

Новгородским иконописцам XV столетия были свойственны фронтальные краснофонные (образ написан на киноварном фоне рыжеватого оттенка) поясные изображения Илии с длинными густыми волосами. Ветхозаветный пророк одет, как и положено, в милоть, подбитую мехом, а в руках держит свиток. Это чисто новгородская иконография Илии, ни для Византии, ни для других древнерусских земель она не характерна. Икона из села Ракулы — самый ранний сохранившийся памятник подобной иконографии. Жест правой руки пророка неопределенный, во всяком случае, не благословляющий: пальцы не сложены в крестное знамение (это было бы немыслимо для ветхозаветного иудейского пророка, даже по поздним христианским представлениям, хотя Ветхий Завет усиленно переосмыслялся христианскими богословами).

Нимб был вызолочен еще в древние времена (на нем остались следы золота), что говорит о любви и почитании, которыми Илья Пророк пользовался среди прихожан.

В Ветхом Завете, что является редчайшим исключением, дано словесное описание внешности Илии Фествитянина: «Человек тот весь в волосах, и кожаным поясом подпоясан по чреслам своим» (IV Книга царств, 1:8). Иконографическими признаками Ильи Пророка стали длинные ниспадающие волосы («Власы долги, по плеча»), густые усы с бородой и хитон, препоясанный кожаным ремнем (см.: Подлинник иконописный / Издание С.Т. Большакова. Под ред. А.И. Успенского. — М.: Паломник, 1999. С. 121.).

Становление и эволюция культа Ильи Пророка в Древней Руси, а также его воплощение в древнерусской иконописи изучены недостаточно. Поклонение Илие было привнесено на Русь из Византии. В константинопольской церкви Неа ему был посвящен один из приделов, где, по преданию, хранилась милость пророка. В византийской иконографии он связывался с представлениями о преемственности Ветхого и Нового Заветов. Согласно иудейскому учению о Мессии, Илия перед концом света вернется на землю, потому в Евангелии он отчасти сближается с Христом (Мф 9:14; Лк 9:19; Ин 1:21). В церковных поучениях, произносившихся на праздник пророка, восхвалялся «Илия огненоносный Христову пришествию второй предтеча» (Цит. по: Щапов А.П. Исторические очерки народного миросозерцания и суеверия (Православного и старообрядческого). — СПб., 1863. Т. 1. С. 14.).

Вместе с тем Илья воспринимался первыми христианами и как прообраз Иоанна Крестителя, который, по словам евангелиста Луки, идет перед Богом «в духе и силе Ильи» (Лк 1:17).

Почитание Ильи пришло на Русь задолго до ее крещения Владимиром I. Из «Повести временных лет» мы помним, что в 945 году, после удачного похода князя Игоря на Константинополь его воины-язычники и он сам клялись, что будут соблюдать новый византийско-русский договор, именем Перуна, «а хрестеяную Русь водиша роте в церкви святаго Ильи, яже есть надъ Ручаемъ, в конець Пасынъче беседы и Козаре: се бо бе сборная церки». Ильинская церковь — первый храм Древней Руси, о котором сохранилось письменное свидетельство. И в нем, разумеется, была храмовая икона Ильи, до нас не дошедшая.

Примечательно, что в 945 году дружинники клялись или именем языческого Перуна, или в христианском храме Ильи — по всей видимости, на Руси того времени эти культы были в большой степени сопоставимы. Не случайно соборная церковь, возможно, всего дохристианского Киева была посвящен Илье: можно предполагать, что произошло перенесение представлений о Перуне на Илью Пророка. Что раньше достигалось языческим заклинанием, теперь творилось по христианской молитве.

О древнеиудейском пророке на Руси знали по переложениям Ветхого Завета в богослужебных текстах, по апокрифам и палеям, переводы которых известны на Руси с XIV века. Однако сведения о Божьих подвижниках проникали на Русь не столько письменным путем, сколько в устной форме благодаря церковным, торговым и политическим сношениям с Византией, Болгарией, христианским Востоком, и особенно — благодаря паломничеству русских людей в святые земли.

Илия (ивр. — Бог Мой Яхве) Фествитянин прославился как ревностный поборник истинной веры, живший в IX веке до Рождества Христова. В библейском повествовании описывается его чудодейственная власть над огнем и водой. В III Книге царств рассказывается, как на третий год засухи и тяжкого голода Илья совершил жертвоприношение на горе Кармил, и запылал огонь, и полилась вода. (3 Цар 18:22—38). «Небо сделалось мрачно от туч и ветра, и прошел большой дождь» (3 Цар 18:45). Ведя отшельническую жизнь на горе Хорив, Илья дважды испепелил огнем посланцев неверного самарийского царя Охозия, а ему самому предсказал смерть (4 Цар 1:9—14). При своем вознесении ударил Илия милотью по водам реки Иордан, «и распустилась она туда и сюда», и перешел он вместе с учеником Елисеем «посуху» (4 Цар 2:8).

Древнерусские христиане переосмыслили языческий культ Перуна и адаптировали иудейский культ ветхозаветного пророка. В русской христианско-языческой среде Илья завоевывает широкую популярность среди простого народа. В Новгороде и на Севере, да и в других древнерусских землях, Илья представлялся прежде всего как громовержец, от которого зависит дождь и благоприятная для земледелия погода. В древнерусских народным поверьях Илия был «подателем дождя» и «громовником», который насылает «громы и молнии», «черные тучи», «огненные пелены». Он также считался и «плододавцем», его величали эпитетом «наделяющего», в чем видны отголоски сюжета о сарептской вдовице, у которой, по изъявлению Илии, «мука в кадке не истощится, и масло в кувшине не убудет до того дня, когда Господь даст дождь на землю» (3 Цар 16:14). Подобные представления были распространены не только у восточных славян, но и у их южных и западных соседей, а также у германцев.

Илие, как распорядителю над водой и погодой (и особенно грозой), приписывались так называемые «гремячие» родники и ручьи, не замерзающие зимой. Они появились якобы от ударов громовых стрел пророка или от следов копыт его огненных коней. Согласно народным поверьям, «Илья громы и грозы держит», потому, услышав гром, русский крестился и говорил: «Илья великий гудит», «Илья-пророк по небу на колеснице ездит» (Ср. с литовской поговоркой: «Перкун едет на своей колеснице»).

День церковного поминания пророка (20 июля по старому стилю) совпадал с началом уборки урожая. Ильин день, «громовый праздник», на Руси был общепринят и широко отмечался и Церковью, и простым народом. Считалось, что Илия грозен и страшен в гневе: «Св. Илья пророк, по мнению народа, слишком строг в отношении народной распущенности, и потому народ в этот день вообще религиозен и боится его мщения огнем». Потому лик Илии на иконах особенно строг, суров и неприступен.

Особенно пророк пристрастен в отношении неукоснительного почитания своего праздника. В этот день ни в коем случае нельзя было работать. Крестьяне ревностно следили за выполнением этой традиции и наказывали виновников всем миром. Например, могли выпрясть лошадей из телег с сеном, а сбрую сообща пропить в кабаке. Но намного строже было наказание самого небесного именинника: он мог наслать проливные дожди на несобранный урожай, сжечь уже скошенное сено или даже убить ослушника молнией. С грозным и карающим Илиею связаны многочисленные запреты и в другие дни. Во время грозы, которую ниспосылает пророк, нельзя прятаться в воде или под деревом, а также стоять на меже и на дороге, где могут прятаться демоны.

Парадокс народного восприятия Илии Пророка в том, что он являлся страстным обличителем идолослужения, борцом с ветхозаветным язычеством и ревнителем Яхве, утверждая его как единственного Бога в Израильском царстве. На Руси же Илия представлялся, в сущности, магом, повелевающим природным явлениям.